А скоро осень. Да. И что тогда? В предчувствии октябрьского стыда, в истории сентябрьского бессилья растерянно застыли города на сто веков, на тысячу веков. И цокот каблуков, и план таков, что осенью приходит кот Василий к филателистам марок коньяков. С зонтом приходит, в траурном плаще, мяукает: расселись здесь вообще. Подайте мне немедленно сметаны и жирных карасей или лещей.
Ваш человечий мир давно прогнил, он в колесе сражений и горнил. Но где-то выключаются фонтаны, а где-то загораются огни.
И кот Василий, хмур и горделив, настолько долго смотрит на залив, что из воды выглядывают накки, седому небу сказку посулив про то, что ночь темна, а поезд скор, что крысам кот всегда даёт отпор. Что светофорам кланяются знаки, а в дворники есть конкурсный отбор. Кто знает — промолчит наверняка: считаясь древним мастером клинка, Великое Котейшество желает подушек, колбасы и молока. Дворы-колодцы, арочный зевок, и станет ближе биться боево чужого сердца площадь нежилая, смешная коммуналка своего, где шастаем по разным поясам, и ветер, собирая голоса,
весьма благоволит бродячим стаям, бумажным крыльям, юным парусам.
Ведь скоро осень. Мы ее крадём у тех, кто вечно шёл не тем путем. И каждый день, что мы изобретаем, на землю проливается дождем, чтоб ангелов невидимая рать, застенчивая как ручная кладь, не улетев, просила: Ваша Нежность, вернитесь к нам на звёзды поорать. И мы коты. Особенных пород. Всё сказано. Всё будет в свой черед. Там кот Василий, царственно, неспешно облизывает лапу и орёт.
Резная Свирель
